Внимательные наши читатели наверняка отметили для себя (хотя бы на подсознательном уровне) имя БРАНИМИР – за последние 3 года мы отрецензировали несколько его альбомов, которые, мягко говоря, были не совсем типичными релизами для нашей рубрики “CD Reviews”. “Бард в DarkCity? Да куда катится журнал?! Сколько же еще мы будем терпеть ваше опопсение??!!” – наверняка заверещат в негодовании наиболее радикальные индивидумы… но не торопитесь с выводами! Обрыганское говнорочество – не для нас, так что если я уж взялся сделать это интервью и поместить его в наш очередной номер – значит оно того стоит! Итак, читаем!

- Итак, Бранимир, представься нашим читателям и расскажи, что же привело тебя на тёмные страницы Тёмного Города?
“Здравы будьте! Меня зовут Бранимир. Я бард, пою песни про тьму, про ад и разрушение, про палатки и костры – костры святой инквизиции. А журнал DarkCity читаю уже одиннадцать лет - с большим удовольствием. И дать интервью Темному Городу – святое дело!”

- На какой музыке ты рос, кому старался подражать подростком, и как ты пришел к тому, что исполняешь сейчас?
“Слушал всегда много всего. И русский рок, и блэкуху, и электронщину всякую – в плане музыки абсолютно всеяден всегда был. Потому что в любом направлении есть достойные образцы, есть первооткрыватели, есть свои гении. Из тяжелого у меня был заскок длительный на всякую блэкуху, дарк-эмбиент. Блэк любил исключительно сырой: DarkThrone, Limbonic Art, очень нравился бегемотовский альбом ‘Grom’. Слушал Gorgoroth – но когда узнал об «особых» пристрастиях Гаала, слушать перестал. С дарк-фолком и другими темными откровениями британского эзотерического подполья я познакомился лет семь назад. И вставил сам “месседж” – очень красивое и интересное направление. Вообще мне всегда нравилась монотонная мрачная акустическая музыка. В нашей стране необычных и самобытных исполнителей со сходной энергетической саунд-картиной не так много – например, «Рада и Терновник» и Денис Третьяков (ростовская группа «Церковь Детства»). Настоящее темное волшебство. А из зарубежных акустически мрачных сонграйтеров мне нравятся Джонни Кэш (последние и, по-моему, посмертные альбомы), Скотт Келли (чувак из Neurosis) и Майкл Джира (лидер легендарных ноу-вэйв маньяков Swans).”

- Почему ты взял себе псевдоним "Бранимир"?
“В подростковом возрасте я начал читать без разбору всякие эзотерические книжки. Про Тибет, про кришнаитов, анастасийцев, справочники атеиста, путеводители по опасным сектам. Добрался я и до «славянских вед» - начал не с самых лучших образцов. «Книга Велеса» и «Книга Коляды» в переводах Асова - не особо качественно исполненные художественные произведения. Помню, из всей той литературы мне нравились труды Велеслава… И в этот период у нас была своя община родноверческая – мы ни в чем толком не шарили, конечно. Нарекали друг друга именами. Оттуда и пошло: Бранимир. Потом приклеилось - и стало вторым именем. А сейчас оно по своему значению вполне соответствует моему творчеству.”

- Твоё творчество зачастую характеризуется как «экстремальная бардовская песня». Моё (и чуть более старшее) поколение знает бардов исключительно как бородатых мужиков в вязаных свитерах с растянутой горловиной, поющих под гитару у костра песни про "как здорово, что все мы здесь сегодня собрались"... Но ты-то не такой! Так в чём отличие?
“Бард давно стало словом матерным, ругательным, оскорбительным. Синонимом слова «отстой». Благодаря скучным и унылым дятлам, которые себя так называли в шестидесятые годы и продолжают творить шабаш на Грушинском фестивале. Я был на Груше в прошлом году, видел этих упырей – они реально ненормальные люди. А песни у многих – вообще полная жопа! «Крыльцо-яйцо-дорога-тревога-немного». Они вообще демоничны по своей сути. Настоящие черные маги – мозг нахер выносят навсегда. Даже когда они бросают в костер печеную картошку – это не картошка, а фигурки их врагов. Помню, два года назад один седобородый «бард» бросил в костер картошку в форме Стаса Михайлова – и в этот же день случился пожар в гостинице, где отдыхал почтенный певец. Он выбежал в одних трусах на улицу, и кое-как спас свое имущество и три тысячи рублей – гонорар за концерт… Раньше «барды» были другими. У кельтов это высокое и почетное звание давалось людям, которые имели связь с богами. А эти КСП-шники и инженеры со своими песенками про солнышко лесное и лыжи у печки все испортили, профанировали смысл – лучше бы так и называли себя «поющие под водку лесные гитаристы». Произошла десакрализация понятия «бард». Как со свастикой в свое время было – сначала мощный солярный обережный знак, магически сильный, а после Второй Мировой – воплощение зла… Я не стремаюсь, если меня называют рок-бардом - если наделять слово «бард» его изначальным, кельтским смыслом.”

-    Ещё одной характеристикой твоей музыки является сентенция "русский дарк-фолк". В чём его особенности и отличия от "не-русского" фолка, так активно исполняемого нынче отечественными командами?
“Думаю, нам нужна своя, самобытная¬ модель дарк-фолка. И вовсе не обязательно копировать Death in June, вкрадчиво шептать малоинтересные стихи про Третий рейх с пафосным таким видом зольдата. Был на концерте одной такой отечественной группы, еле выдержал до середины – нудятина и тоска зеленая… Почему наши подражатели Пирсу и Вэфкфорду выглядят смешно? Потому что их «творчество» вторично по определению – как в семидесятых годах продвинутые лабухи в совке в копейку снимали «битлов», играли на танцах, а свое делать стремались… Отсюда и убожество и вторичность почти всей нашей рок-музыки. Не хотят создавать свою парадигму. Зачем снимать в копейку саунд британского эзотерического подполья, зачем пытаться поднимать в песнях их темы, их мир? Ведь дарк-фолк западного образца в основном иллюстриру¬ет закат Европы. Зачем наши дарк-фолк-группы пытаются описывать те реалии, те вещи, о которых доподлинно¬ не знают?... Ну что какой-нибудь вася из Рязани может доподлинно¬ знать о том, что происходит¬ в Европе? Только из газет и книг, из интернета. Но он в этом соку не варится, не находится в этом эгрегоре. Он живет в России – среди уголовщины, среди березок, «баня, водка, гармонь и лосось»... В России много своих мистических моментов: в нашей мифологии, в нашей реальности, в нашем многогранном народе… И у нас же - "свой пи…ец", особенный. И чернуху надо искать в родном - страна у нас мрачная сама по себе. У нас свои причины для "заката", свои тёмные культы, свои темные люди, свои источники вдохновени¬я, свои причины для скорого наступлени¬я Конца Времен и, конечно, свои яркие пейзажи для летописи Апокалипси¬са. Арестантск¬ий мир, культура низов, озлобленные люмпены, берсерки уличных войн, свои героически¬е личности и вечная неосознанн¬ая тяга русского человека к разрушению¬ всего и вся. У нас есть свои былины, свои магические традиции, свои великие исторические вехи, свое мифологическое пространство, автономное от Европы.”

-    Так откуда именно ты берешь темы (да и вдохновение вообще) для столь мрачных, рвущих душу песен? Книги, новости, кино?... Или личное общение с “людом”?
“Темы беру чисто из жизни. И все герои реальны. Бабы все, в основном, мертвы. Остальные на очереди. Шучу… Многие песни – результат общения с какими-то яркими, своеобычными людьми, у которых есть свои загоны. Песню «Лили Марлен» я написал после общения с контрактником из Ярославля. В 2009 году ехал с ним в поезде, всю ночь общались, и он мне рассказал историю своей любви… Композиция «Пропадом» родилась после пяти суток сидения в спецприемнике, со мной в камере сидел мужик, который мечтал отпилить своей бабе ногу. Приятный в общении мужик. Потом к нам заплыл в хату еще один пассажир тревожный – он сломал своей женщине челюсть за то, что она ему не пожарила курицу. Такой домострой… Ну как тут песни не писать? Жизнь сама подкидывает такой богатый материал. А кино? Не, не смотрю. У меня восемь лет назад телевизор украли цыгане, с тех пор новости не смотрю.”
 
- Честно признаться, я не всегда понимаю смысл твоих стихов - уж больно они... как бы это правильнее выразиться... авангардны, что ли. А не возникает ли у тебя такой ситуации, когда ты и сам не до конца можешь понять, про что же ты в данном конкретном случае поешь?
“А в них мозгами можно и не врубаться особо. Надо врубаться сердцем. И архетипами родовой памяти. Согласен, лирика сложная для восприятия. Там всего намешано: и рифмы странные, и обороты речевые нераспространенные, и диалектизмы, и много всего энциклопедического, демонологического, эзотерического, плюс еще и русский матерный. И с первого раза трудно уследить за всеми полутонами смысловыми, въехать в происходящее. Я всегда понимаю, о чем пою и зачем. Есть только один нюанс. Пишешь песню – задумываешь одно. А потом с годами обнаруживаешь в ней все новые и новые смысловые пласты. Вот, например, есть у меня песня «В печке будет всем тепло». Я ее писал изначально про Сатану – великого пекаря. Потом через пару лет я понял: блин, это же какая-то бухенвальдская колыбельная, издевательская такая… А еще через три года до меня дошло: ох…еть, песня-то про ЗОЖ. «Надо, сука, закаляться!». Против уныния, против унылых дятлов, которые напрягают всех своим существованием… И так в каждой песне – с годами открываются ее тайны.”

- За пять лет у тебя вышло 9 альбомов. Для того жанра, в котором ты работаешь, да и по твоим внутренним личным ощущениями - это много или мало?
“Альбомы все разные по звуку. Первые два – они вообще просто под гитару, очень сыро сделанные. Сам фирменный саунд оформился и закрепился только в последних четырех работах. Такой дарк-фолк сталинградский, что-то есть от Майкла Джиры, много всяких шумов. В принципе, для жанра этого вполне достаточно. Можно придумывать уже что-нибудь новое.”

- Почему после альбома 'Песни Утопающих. Книга первая' (2012) у тебя вышел диск 'Папа, я вернулся', являющийся как бы продолжением темы пластинки 'Папа, я к Тебе вернусь…' (2008)? Будут ли 'Песни Утопающих' - части 2, 3 и т.д.?
“Новые ‘Песни утопающих’ обязательно будут, но пока не знаю когда. Материал для них уже есть, осталось найти время и силы все это зафиксировать. А альбом ‘Папа, я вернулся’ - это заново переписанный материал 2008 года. Вещи хорошие, поэтому решил их переписать и довести до ума. Тексты чуть переделал, ненужное убрал, добавил аранжировки, изменил контекст немного…”

- Насколько твои песни "форматны"? Я имею в виду формат именно традиционных (даже можно сказать "обывательских") отечественных масс-медиа: радиостанции, региональная печатная пресса? Не возникает ли гонений от местных властей за столь жёсткие прямолинейные тексты и нецензурщину?
“У меня мат на мате, феня на фене. Правда, с годами табуированной лексики становится все меньше и меньше. Старею, мать его... Но похабщина не является самоцелью – просто в том мире, о котором я пою, все общаются на русском матерном. И сказать «иди на фиг», «ты невежа» там будет как-то по-детски, дебиловато, не по фэн-шую. Но есть песни, в которых нет мата – их немного. И их уже крутили на «Нашем Радио», Радио Русский Рок 101, Fontanka FM, и других радиостанциях. Власти пока не гонят за матюки, и слава Богу – я им нахер не нужен. Правда, иногда бывают концерты, на которых я не употребляю ненормативную лексику. Но это должно что-то в лесу сдохнуть.”

- Ты активно выступаешь по городам и весям. Как тебя там принимают, что за люди приходят на концерты, и что они говорят тебе после выступления?
“Я не принадлежу к какой-то конкретной субкультуре, и поэтому на концерты приходят люди совершенно разные, всё зависит от местности. И стар, и млад. И скины, и готы, и заводчане, где-то даже хипстеры, молодые революционеры, буддисты, красивые девушки, православные, сиделые, простые парни с рабочих окраин. Помню, однажды на концерт даже какой-то карлик с рогаткой пришел, в майке с Розенбаумом. Карлик сбивал ворон на деревьях, складывал их в сумку, и в перерывах аплодировал… Принимают везде тепло. Но тепло выражается по-разному. Где-то водкой напоить пытаются, где-то денег подарят, где-то на руках качают, где-то вообще не хлопают, а после концерта благодарят. Люди разные приходят: и что их объединяет, я не знаю даже. Наверное, то, что они неравнодушные, и находят в этом аду, который я изображаю, что-то своё-родное. И так же хотят с него выбраться... После выступления говорят разное. Помню, в одном кабаке подошли после концерта братки, и у нас была теологическая беседа небольшая. И их бугор мне сказал: «А ты нормальный такой бродяга!». И понял, что в пресс-релизе стратегически необходима эта строчка – «нормальный такой бродяга».”

- Уж раз ты так много разъезжаешь с концертами, у тебя всенепременно должен быть бытовой концертный райдер. Что в него входит?
“Печеная картошка, свитер с горловиной, лыжи у печки, газетная треугольная панамка, берцовые кости умерших бардов, вудуистические фигурки пока еще живых бардов, кровь клонированных лауреатов Грушинского фестиваля, палатка в форме пентаграммы, девяносто три целки в модном бардовском мерче, карты таро с изображением Малежика, томик монадных стихов Джигурды, скальпы боевых лесных карликов, мироточащие изображения Митяева, ручей у янтарной сосны, фотографии запекшихся ран тех, что «как здорово, что собрались». И костер, конечно… Шучу. Нет никакого особого райдера.”

- Ну а что насчет алкоголя? И вообще - насколько он помогает/мешает музыканту этого жанра настроиться на нужную волну, войти в, так сказать, творческий транс?
“Я сейчас вообще не бухаю, уже два с половиной года. На чистяке полном - и на сцене, и в жизни. Я никому не навязываю – это мой выбор. Не буду читать нудных лекций про ЗОЖ – я не сторонник поучать. Но скажу так – моя жизнь от этого не стала хуже, эмоций ярких не меньше… Почему бросил? Мне перестало нравиться пить. Никакой новизны ощущений, никакой радости. Все что хотел – попробовал. Все кондиции известны, вся карта вин изучена, все приключения найдены, все салаты изучены. А пить за компанию или изображать удовольствие от процесса – вообще не вариант… Хотя раньше были алкотрипы – порой жесткие… Была в них своя магия. Просыпаться в другом городе на городском кладбище в свежевырытой могиле, отрывать дорожные знаки и приносить их домой к подруге, спрашивать в церковных лавках труды Ла Вея, плясать на столах в различных заведениях, карабкаться по водосточной трубе, скрываясь от милиции, пытаться продать душу Дьяволу за ведро картошки на крыше студенческого общежития, выпрашивать коньяк в магазине после одиннадцати вечера на поминки воображаемого братана. Чего только не было… Раньше за концерт, бывало, выжирал бутылку вискаря, как топливо. Но когда начались продолжительны туры по стране, понял, что бухло мешает внятно и качественно играть концерты. Уже на восьмом городе видеть никого не мог, нервничал… И не в тонусе постоянно. С утра башня трещит, приходы черные начинаются, посталкогольные страхи, видеть никого не можешь, и всякая подобная канитель. Однажды я добухался до того, что чертей видел – валяюсь на кровати, а в окно рожа Эдварда Радзинского ломится. Смотрю на диван – а его маленькие шимпанзе двигают куда-то. Я на измене на лютой в скорую давай звонить. Думал, не выгребу. Даже послание потомкам на диктофоне записал: начал орать всё, что в голову приходит. Потом это стало песней «На горбах Матрены и Терезы».”
 
- Есть ли у тебя какая-нибудь заветная мечта в творческом плане? Например, записать совместный альбом с Ником Кейвом или выступить на сцене Государственного Кремлевского Дворца?
“Конечно, есть. Хочу, чтобы Надежда Бабкина на новом альбоме спела несколько партий скримингом. И сольные партии гитары исполнил Вячеслав Малежик… А если серьезно, то мечтаю записать совместный альбом с Кристофером Хааном – гитаристом группы Swans. Наиболее идеального гитариста для своей музыки я не слышал. Десять лет назад в Берлине Крис записал сингл с моими друзьями – ростовской группой «Церковь Детства». Крис очень тонко чувствует темные вибрации загадочной русской души.”

- По слухам, ты сейчас работаешь над своей второй книгой - "Наше подполье", в которой будет освещена тема нынешнего музыкального андеграунда на постсоветском пространстве. Что это за книга и как ты собираешься осветить эту весьма непростую и глубокую тему?
“Работы усиленно идут, пока набираю материал, по мере наличия свободного времени. В книге будут эссе о творчестве тех персонажей нашего поэтического андеграунда, которые мне интересны, и кого я знаю лично. «Рада и Терновник», «Адаптация», Манагер, и другие… Буду писать только про «своих». Чтобы не было потом ко мне вопросов у незнакомых обиженных «звезд»… У меня не было изначально цели сделать энциклопедию нашего подполья. Писать книгу про андеграунд – все равно, что писать книгу про рок-музыку. Слишком это растяжимое и общее понятие, слишком широкий пласт – российский андеграунд. И чтобы осветить его неповерхностно, с погружением, нужно обладать очень большим багажом знаний и терпения. Ибо это ж целая энциклопедия. А мне ее делать некогда и, признаться, влом.. Это охренеть как сложно и нудно… И даже при всем старании какие-то явления все равно останутся незамеченными, что-то автор в силу своих личных пристрастий предпочтет вообще замолчать и оставить незафиксированным, посчитав недостойным вхождения в историю… Не знаю, когда она будет завершена. Но постараюсь это сделать в 2014 году.”

- Сейчас по миру вовсю шагает ренессанс виниловых пластинок. Для твоей музыки винил - самый правильный носитель (ну за исключением, пожалуй, только магнитофонных катушек). Не было ли планов выпустить очередной альбом именно на старой доброй виниловой пластинке?
“Виниловые пластинки сейчас в основном покупают хипстеры или утонченные меломаны. И не знаю, есть ли смысл мне выпускать все на пластинке. Сам по себе это формат представительского класса. Формат, подтверждающий культовый статус исполнителя. Издание для коллекции. Вряд ли мои пластинки в настоящий момент будут пользоваться спросом.”

- Ну и в заключение, не мог бы ты подарить нашим читателям какое-нибудь своё стихотворение "в тему" - из неопубликованного?
“РЕВИЗОР
По пустырям в кибитке едет ревизор.
Живые ждут. В церквАх затихли даже мыши.
Трясутся жульманы за занятые ниши.
Латает булки всяк расхристанный трезор.

Пройдётся розгой. И обяжет лбами бить
Пороги Отчие всем прОклятым коленом.
Мы - тягловые лошади вселенной.
За что Судье тебя, болезного, любить?

Ты не менжуйся и уздечку закуси.
В Раю всё будет - от гандона до батона.
От ЛСД с гавайской розой до кратона.
От газенвагена до ангельской Руси…”