avto
Баннер
EVIL MASQUERADE 'Говорить на этот раз я буду мало...'
2024-03-29
Читателей онлайн - 130

     Группа гитариста Хенрика Флаймана EVIL MASQUERADE ни разу не выступала в России, да и альбомы ее выходили здесь так давно, что уже мало кто об этом помнит. Тем не менее, самого Хенрика многие из наших читателей наверняка неоднократно видели на сцене российских клубов – ведь он уже много лет работает с горячо любимой здесь группой Lacrimosa! В этом году у Флаймана благодаря журналу DarkCity и лейблу Irond наконец-то появилась возможность выпустить в России новейший студийный альбом Evil Masquerade, чему музыкант несказанно рад.

     Если вы все еще не знакомы с творчеством Evil Masquerade и ждете от группы чего-то в духе Lacrimosa, спешим предупредить: это совсем другая музыка. Хенрик вполне справедливо считает, что играть что-то примерно одно и то же в разных группах глупо, и потому в Evil Masquerade решил отдать дань тому стилю, который его вдохновлял с ранних лет – классическому хард-року и металу 70-х – 80-х. Конечно, музыка группы – не просто списанные под копирку творения тех лет, но главное – дух веселья, свободы и рок-н-ролла – Хенрику и компании прекрасно удалось сохранить. Год 2014-й оказался для Evil Masquerade особенным – группа празднует свое десятилетие и выпускает новый альбом ‘The Digital Crucifix’, шестой в своей дискографии. В эксклюзивном интервью для DarkCity, состоявшемся во время очередного визита музыканта в Москву в рамках тура Lacrimosa, Хенрик Флайман лично рассказал об истории группы, своем музыкальном бэкграунде, отношении к музыкальной индустрии, о новом альбоме и о том, почему рок-н-ролл по-прежнему жив.

     - Итак, Хенрик, это первое твое интервью для ведущего российского журнала о тяжелой музыке. Мы раньше не писали об Evil Masquerade, так что неплохо было бы, если бы ты для начала представил группу нашим читателям.
     «Ну что ж, начну с самого главного: в этом году мы празднуем десятилетие группы. Мы уже десять лет играем – и при этом многие люди о нас до сих пор не знают. Интересно, да? В этом году мы выпускаем наш шестой альбом. Он называется ‘The Digital Crucifix’. С момента основания состав группы претерпел некоторые изменения, и к этому альбому все, что осталось от оригинального лайнапа – это я и барабанщик Деннис Буль. Вокалист у нас снова сменился - место Аполло Папатанасиу занял Тобиас Янссон. Но он вряд ли известен широкой публике. Скорее всего, большинство знает вокалиста Хенрика Брокманна, который был в первоначальном составе - он пел еще и в Royal Hunt, а эта группа, как вы знаете, имеет некоторое отношение к России (благодаря клавишнику Андре Андерссену). Но Хенрик записал с нами только два альбома, а затем его сменил Аполло Папатанасиу».

     - Ну и имя!
    «Да, имя очень длинное и очень сложно пишется. Многие знают его по группе Firewind, а сейчас он все еще иногда работает со Spiritual Beggars. Он и во множестве других групп участвовал, но мне кажется, в основном он известен благодаря двум вышеназванным. В Evil Masquerade он пришел в конце 2005-го и записал с нами альбомы с третьего по пятый. Возможно, многие также знают одного из басистов, работавших с нами - Йохана Неймана, потому что он еще играл в Therion, а сейчас - в Evergrey. Но костяк группы всегда составляли я - поскольку я основал группу, - и барабанщик, который играет в ней практически с момента основания. Новый альбом - уже шестой, и состав группы примерно тот же, какой был в 2006-м».

      - Когда ты собирал группу, какой была твоя изначальная концепция творчества?
    «Вообще-то, моей изначальной целью было не делать группу. Просто меня на тот момент окончательно достала музыкальная индустрия. Но дело в том, что у меня собралось некоторое количество песен, которые были записаны просто забавы ради. Они, в конце концов, и составили альбом, который был выпущен в Европе и в Азии. Альбом был принят весьма хорошо. Кажется, он попал прямиком на седьмое или восьмое место в метал-чартах Японии. И тогда мы подумали – если уж дело идет так хорошо даже при том, что мы делали это как бы не всерьез, то, может, следует заняться этим более внимательно? Одно за другое, и – вот чего мы добились! Никаких планов о создании группы, никаких концепций не было. Это просто случилось само собой, потому что было некоторое количество уже сочиненных песен, и людям они понравились».

     - Ага, ясно. Но я больше имела в виду музыкальную концепцию. Почему вы выбрали именно такой стиль?
    «Как таковой музыкальной концепции у нас никогда не было, ведь все начиналось с того, что у меня был просто набор песен, сочиненных в разное время. У меня было заготовлено много музыки, но когда мы решили делать альбом, пришлось, конечно, выбрать из них определенное количество композиций. Изначально у меня их было, наверное, около пятидесяти - я ведь не выпускал свою музыку уже несколько лет к тому моменту, хотя я все время что-то сочинял. Для начала мы отобрали две-три песни, потом стали думать, что еще можно к ним подобрать, чтобы составить альбом. Стиль нашего дебютника можно примерно охарактеризовать как неоклассику. Там было много всего - насыщенные аранжировки, много партий. У нас тогда не было клавишника, и мы пригласили Андре Андерсена. Оставшуюся часть клавишных партий записал мой старый друг Ричард [Андерссон]. Не знаю, известна ли в России хоть одна из его многочисленных групп, но в свое время его пытался заполучить Ингви Мальмстин, и даже пригласил его в Америку на прослушивание - оплатил билет, чтобы тот просто приехал поджемовать на пару недель. Но Ричард почему-то не хотел в группу Мальмстина… Кстати, что интересно, также в записи нашего первого альбома поучаствовал и клавишник Матс Олауссон, который как раз-таки играл с Мальмстином. В общем, лайнап составляли виртуозы. Естественно, в рецензиях нас сразу окрестили неоклассик-группой. Но такой ярлык – это не то, к чему я стремился. Я решил, что если мы хотим продолжать делать музыку, надо поменять направление. Я не хотел, чтобы группу считали нео-классической, играющей что-то а-ля Ингви Мальмстин. В результате попыток сменить направление получился ‘Theater Of Madness’, очень странный альбом. Но многим он, кажется, нравится, а некоторые даже до сих пор думают, что это наш лучший альбом. Не уверен, что я с этим согласен, но это, по крайней мере, был важный альбом. Я его до сих пор переслушиваю, и он заставил нас отойти от того, что мы делали в начале. Но потом я захотел вернуться к корням - к классическому року вроде Dio, Black Sabbath, Rainbow, Deep Purple… к той музыке, на которой я вырос. Мне казалось странным не играть ту музыку, которая меня вдохновляла с самого начала. Я подумал - если уж я занимаюсь этой группой серьезно, то я, как минимум, должен сделать что-то, что я ощущаю как свое, родное. К тому же, если делаешь то, что по-настоящему нравится, песни пишутся намного проще и получаются более искренними. Когда я прекратил сотрудничество с Хенриком, нашим первым вокалистом, и взял в группу Аполло, я почувствовал, что что-то начинает срастаться. К третьему альбому мы начали нащупывать правильный путь. Это был, кажется, год 2006.”

     - Что же заставило тебя не останавливаться на достигнутом, а эволюционировать дальше?
    «Ну, четвертый альбом мало чем отличался от своего предшественника, а вот пятый я сделал еще более минималистичным. Я убрал все лишние элементы в аранжировках, чтобы сделать песни совсем олдскульными, в стиле тех же Dio, Sabbath, Rainbow… Именно такого звучания я и хотел добиться. На четвертом альбоме мы уже пытались сделать нечто подобное, но тогда это по разным причинам не сработало. Однако материал был правильным, так что я решил попробовать еще раз - уже с хорошим продюсированием и заинтересованными музыкантами. Состав стал к тому моменту более стабильным, и нам удалось сделать альбом, который мы хотели, что открыло для нас многие двери. Например, появился большой интерес в США, где нас игнорировали на протяжении предыдущих лет семи-восьми. Для нас стали открываться новые рынки – не только США, где такой музыкой обычно не интересуются. Европа тоже начала относится к нам с большим вниманием. Например, у нас появилось много поклонников в России. Если посмотреть на статистику посещения сайта, Россия - наряду со странами Латинской Америки - входит в первую пятерку стран, где интерес к нам растет очень быстро. Так что, к пятому альбому мы поняли, что постепенно идем к успеху. Единственное, что меня немного расстраивало, так это то, что это происходило несколько медленнее, чем хотелось бы. Наш новый, шестой альбом ‘The Digital Crucifix’ - логическое продолжение его предшественника. Образно говоря, мы взяли за основу ‘Pentagram’, запихнули ему динамит в задницу, и получился ‘The Digital Crucifix’».

     - Кстати, о названии. “Цифровое распятие” - это сразу навевает ассоциации с тем, что сейчас происходит с музыкальной индустрией.
    «На самом деле, это название не так уж связано с тем, что происходит с музыкальной индустрией – хотя да, я считаю, что эта индустрия катится по наклонной. По крайней мере, привычная нам модель, по которой она функционировала. Но я думаю, что вскоре будет происходить что-то даже более интересное. Настоящее музыкального бизнеса немного напоминает, я думаю, то, что было в 70-х, когда у индустрии тоже были большие проблемы. Но тогда артисты сами занялись своими карьерами, они стали создавать свои лейблы и получать больше контроля над своей музыкой. Сейчас, в общем, происходит примерно то же самое. Взять хотя бы нас: мы основали свой собственный лейбл, выпускаем на нем уже второй альбом и выкупили свой бэк-каталог. То есть, сейчас мы контролируем примерно все, что мы когда-либо делали как музыканты. Эта модель не так уж сильно отличается от того, что артисты делали в 70-е. Так что, я думаю, большой бизнес и правда катится к чертям, но что касается самих артистов и собственно искусства - для них все складывается правильно.”

     - Хорошо, ‘The Digital Crucifix’ – не о музыкальной индустрии. Тогда о чем же?
    «‘The Digital Crucifix’ – в первую очередь о современных людях, о том, как они живут. Зайди, например, в автобус или метро: все сидят, уткнувшись в свои смартфоны и планшеты и ничего не замечают вокруг, даже если рядом с ними сидят их лучшие друзья. Они все равно будут сидеть, уставившись в экран, и проверять почту, или Фейсбук или еще что-то, потому что очень боятся пропустить что-то важное. Но так можно “пропустить” своего лучшего друга в реальной жизни – просто потому что ты ищешь его в ленте новостей Фейсбука. Это все выглядит очень странно. Как будто мы возвращаемся в средние века, когда по улицам ходили монахи, уткнувшиеся в Библию или в распятие. Это какой-то фанатизм. Я ничего не имею против религии, но вот против фанатизма - имею. И если для кого-то Фейсбук важнее, чем лучший друг - это тоже фанатизм. Все эти лайки и прочее. Люди должны ценить тебя в реальном мире, а не ставить лайки. Вот это я примерно и пытаюсь сказать в ‘The Digital Crucifix’. Неважно, распятие это или социальная сеть - нельзя доходить до фанатизма. Наш альбом - не про традиционную религию, а про “новую религию”, которую исповедуют современные люди. Кстати, мне кажется, что люди уже начинают понимать, как это ненормально. Думаю, эта “религия” может просуществовать еще несколько лет, а потом она исчезнет, и останется лишь как особая примета конкретного временного отрезка».

     - То есть, вы хотите с помощью своего альбома обратить внимание людей на то, что они на что-то не то тратят свою жизнь?
     «Не надо думать, что мы хотим кому-то что-то проповедовать с помощью этого альбома. Вообще, всего лишь около одной трети диска посвящено теме цифрового рабства. Еще одна треть - и это тоже очень важная для меня тема - посвящена тому, как мы обращаемся с матерью-Землей, какую мы едим пищу и так далее. Мы же пичкаем себя всевозможными ядами и даже об этом не задумываемся! А потом я подумал: “Так, что мы имеем. С одной стороны, цифровое рабство. С другой – «давайте спасать Землю». Кажется, это начинает выглядеть слишком претенциозно. Что же теперь сделать, чтобы альбом получился более рок-н-ролльным?”. В итоге третью часть мы посвятили традиционному рок-н-роллу. В альбоме есть песня “Gasoline & Ice Cold Gin”, например. Ведь, в конце концов, мы не проповедники, а рок-музыканты. Если мне нужно какое-то более глубокое содержание - я лучше почитаю книгу. Или оперу напишу. А рок-музыка… если ты слушаешь ее и чувствуешь себя живым, хочешь пойти повеселиться и выпить ледяного пивка - значит, группа все правильно сделала. В нашем альбоме я хотел сохранить этот дух рок-н-ролла - и при этом не выглядеть совсем уж тупым».

     - А как вы работаете над альбомом? Ты сочиняешь весь материал один, а потом даешь демо-версии для изучения другим музыкантам группы?
    «Да, это отличное описание нашего рабочего процесса. Именно так все и происходит. Я сочиняю песни, делаю аранжировки. А затем - раз уж я изо всех сил старался собрать вокруг себя музыкантов, которых я действительно уважаю - я даю им черновую версию и, поскольку они владеют своими инструментами лучше, чем я, они, конечно, могут предлагать свои коррективы. Если с помощью их предложений можно что-то улучшить, мы пробуем новую версию, обсуждаем, и если она звучит действительно лучше - конечно, мы принимаем ее. Но в любом случае, у меня с самого начала есть полная картинка. И это очень помогает во время записи. Мы никогда не сидим в студии месяцами - обычно мы все записываем, а иногда даже и успеваем свести, где-то за пару недель. Если новые идеи не работают, мы просто возвращаемся к первоначальному варианту. У нас всегда есть основа».

     - Могут ли другие участники группы предложить какие-то свои песни, или хотя бы риффы, концепции песен?
    «Могут, но обычно они этого не делают. Насколько я помню, такого не случалось ни разу. Хотя если кто-то что-то свое предложит - конечно, мы это рассмотрим. Но пока что единственный альбом, где я не являюсь автором всех без исключения песен – наш дебютник ‘Welcome To The Show’. Там есть одна песня, написанная в соавторстве с одним парнем, который, кстати, никогда не был участником группы. Он мой давний друг из Швеции (я же вообще-то швед, просто живу сейчас в Дании). Этот парень даже не играл никогда в серьезных группах - так, в какой-то гаражной команде только. Но у него была песня, которая мне показалась просто потрясающей. То есть, это была даже не песня, а просто набросок, полутораминутное демо. Там кое-чего не хватало, и я спросил его, могу ли я развить идею, сделать из этого песню и использовать ее для альбома. Он согласился. Эта песня называется “Deliver Us”, она вошла в первый альбом. И еще на первом же альбоме есть стилизованные аранжировки классических произведений. Вот, вроде, и все. Остальной наш материал я сочинил сам».

     - Расскажи о своем профессиональном бэкграунде – с каким музыкальным багажом ты пришел к Evil Masquerade?
    «Я начал заниматься музыкой лет в десять, кажется, еще в Швеции. Играл на флейте-рекордере. Потом я переключился на фортепиано и играл на нем несколько лет, потом занялся барабанами… То есть, на барабанах я занимался параллельно с пианино. Затем пианино я забросил и взялся за гитару. Теперь я хорошо играю на барабанах и на басу, немного на клавишах – ну и на гитаре, естественно. Кстати, и пою немного - занялся этим, когда основал Evil Masquerade, чтобы быть в состоянии записывать вокал для демо-версий. Со временем мне стало это все более интересно, и теперь я периодически подпеваю. Это очень полезное умение - теперь мы можем делать песни с двумя вокалистами, типа как было в Purple во времена Кавердейла и Хьюза. Я на лидер-вокалиста в Evil Masquerade никогда не потяну, да это и не нужно, потому что я считаю, что гораздо более важно сконцентрироваться на гитаре. Но раз уж есть возможность немного совмещать - то почему бы и нет. В 70-х и даже в 80-х было множество групп с несколькими вокалистами, и это позволяло делать музыку более разнообразной. Но сейчас люди об этом все меньше заботятся, так что я подумал, что было бы неплохо отчасти воплотить дух 70-х в нашей музыке».

     - А как ты пришел к хэви-металу?
    «Ну, я просто ходил в школу, и некоторые ребята там слушали хэви-метал. Мне такая музыка понравилась, и я подумал, что я бы хотел такую слушать. А потом начал ее играть. Просто так сложилось - она мне понравилась».

     - А что насчет других жанров, кроме рока и метала?
    «Я слушаю практически все подряд. Когда я жил в Швеции, в течение лет шести-семи я сочинял музыку для театральных постановок и мюзиклов. Это имеет мало общего с хэви-металом, но эта работа меня кормила много лет. Конечно, я владею не всеми стилями - я, например, не особо хорош в джазе. Вообще я поиграл очень много разной музыки, классику в том числе, но если ты хочешь сделать карьеру, то надо сфокусироваться на чем-то одном. Ты должен с чем-то ассоциироваться у публики, чтобы все знали - этот парень играет вот такую музыку. Если слишком все усложнять, люди не поймут, и ты попросту ничего не добьешься. Я решил выбрать хард-рок и хэви-метал, потому что это та музыка, которую я действительно люблю. Я, конечно, не хочу ею ограничиваться, не хочу замыкаться на чем-то одном. Но если говорить о профессиональной карьере - я буду всегда придерживаться хард-рока и метала. Мне уже не придет в голову строить карьеру в классической музыке, например».

     - Наш главред очень просил, чтобы мы коснулись в этом интервью некоторых технических аспектов. Например, нам очень интересно, как ты умудрился так сильно порезать палец на концерте Lacrimosa в клубе Ray Just Arena. Что там случилось?
    «Не знаю даже. Есть тонкая грань между тем, чтобы играть, и тем, чтобы быть в образе. Если музыка жесткая, брутальная - то надо это как-то отражать в своей игре. Я и отражал».

     - Ты правую или левую руку порезал?
    «Правую».

     - Без медиатора играешь?
    «Не всегда. Кое-что и без медиатора. Но здесь фишка была в том, что когда играешь один и тот же аккорд и хочется, чтобы струны дольше звенели, можно просто ударить как следует по корпусу гитары. Я так делаю иногда. Я не репетирую эти моменты, просто ориентируюсь по ситуации. Думаю, я просто ударил по гитаре не в том месте и, видимо, попал на какую-то металлическую деталь, которая порезала мне палец. Я просто продолжал играть, пока не почувствовал какой-то странный знакомый запах. Потом я заметил, что с рукой что-то не то, но все еще не решался посмотреть. Но когда рука стала совсем липкой, и я увидел, как кровь капает на пол, я понял, что нельзя так продолжать. Кисть была вся окровавлена, и я подумал, что может это, конечно, выглядит хуже, чем есть на самом деле, но надо что-то с этим сделать. Я показал руку гитарному технику, он сбегал за пластырем, и я как-то доиграл концерт. Следующие пару концертов я тоже заклеивал порез, и все, в общем-то, было нормально».

     - Как часто ты играешь на гитаре для тренировки техники?
    «Никогда! Я занимаюсь только тогда, когда мне это нужно. Играю, когда я что-то записываю - когда, например, я сочиняю что-то настолько сложное, что не могу это сыграть сходу. Тогда приходится немного потренироваться. Ну и к турам - как с Evil Masquerade, так и с Lacrimosa - конечно, приходится готовиться. Например, к такому туру, как этот, с Lacrimosa, я готовлюсь дома где-то неделю. Но каждый день я не занимаюсь только ради техники. Когда у меня есть время, я предпочитаю заняться сочинением нового материала. Хотя вообще-то надо, конечно, заниматься. Но я этого не делаю».

     - Ну, у тебя-то, наверное, хватает практики в турах. Кстати, как ты успеваешь совмещать Evil Masquerade и Lacrimosa?
    «О, в этом плане все отлично получается, потому что в Lacrimosa лидер - Тило, а я - лидер в своей группе. Мы просто общаемся, выясняем планы друг друга на предстоящий год и координируем их. Мне нравится, что обе группы успевают нормально функционировать, и еще мне нравится разнообразие. Lacrimosa сильно отличается от того, что я делаю с Evil Masquerade, и это для меня очень важно. Это положительно сказывается на моих творческих способностях. Я никогда бы не стал играть в двух группах, у которых примерно одинаковая музыка. Это было бы очень глупо. При таком раскладе лучше уж просто посвящать больше времени одной группе. А в моем случае опыт в одной группе обогащает другую. Так что я бы хотел продолжать заниматься ими обеими так долго, как смогу».

     - Каким ты видишь идеальное будущее Evil Masquerade? Если все будет идти так, как ты планируешь, чего ты хочешь добиться с этой группой?
     «Мы уже на пути к своей цели, и движемся к ней очень быстро. В основном мы хотим, чтобы о группе узнало как можно больше людей. Приятно, что те, кто знакомится с нашим творчеством, в основном продолжают оставаться нашими поклонниками. Например, многие их тех, кто узнал о нас в 2004-м, 2008-м или этим летом – все они еще с нами. Да, мы растем медленно. И идеальным будущим для Evil Masquerade была бы такая ситуация, в которой у нас было бы больше поклонников в большем количестве стран, чтобы мы могли играть больше концертов по всему миру. Сейчас мы в основном играем в Европе и Скандинавии; мы не сыграли еще ни одного концерта в России, например - а мы бы это, конечно, хотели сделать. В частности, в нашем идеальном будущем у нас будет так много поклонников в России, что мы сумеем сделать полноценное шоу и собрать зал. Это было бы круто. Хорошо было бы поездить и по Латинской Америке. У нас там есть фан-клубы в пяти или шести странах, кажется, но мы там еще никогда не выступали. Нам бы хотелось просто стать еще чуть более известными, чтобы играть для большего количества людей - и тогда я был бы счастлив и доволен. В этом случае я бы мог и дальше продолжать заниматься как Evil Masquerade, так и Lacrimosa».

     - Некоторое время назад Джин Симмонс заявил, что рок-н-ролл окончательно умер (в очередной раз). Что ты об этом думаешь?
    «Я читал про это. Я понимаю, что он имеет в виду, потому что то, что они делали с Kiss, сегодня действительно не так уж просто повторить. Тогда это была мощная индустрия, и в таком виде этой индустрии действительно больше нет. Но я не думаю, что рок-н-ролл мертв. Я думаю, с точки зрения художественной ценности рок даже выигрывает от нынешней ситуации. Большинство групп привыкли думать, что им нужен лейбл для того, чтобы преуспеть. И как только их подписывают, они думают – ‘о, ну все, мы наконец-то добились успеха!’ - потому что они помнят, как это работало раньше, лет десять назад. Но это уже не так. Они расстраиваются, и все летит к чертям. А нам сейчас все равно, что нравится или не нравится представителям лейблов. Мы делаем в первую очередь то, что нравится нам - и это работает. Мы можем себе позволить быть теми, кем хотим быть. Мы не вынуждены идти на компромиссы, никто не тормозит наше развитие, не говорит, что мы слишком медленно прогрессируем. Мы никому не обязаны выдавать результат - мы просто хотим делать то, чем сможем гордиться. Это для меня и есть рок-н-ролл. Нам повезло, что людям нравится то, что мы делаем… Да, большие деньги из рок-н-ролла ушли - но они вернутся, я уверен. Новая музыкальная индустрия наверняка будет сильно отличаться от той, к которой привык Джин Симмонс, но она будет. К тому же, Симмонс - человек, который привык делать громкие заявления, даже если он что-то преувеличивает при этом. Он отличный бизнесмен и мне нравится то, что он сделал с Kiss. Но сегодня это бизнес-империя. Они, конечно, остаются великими музыкантами, но в первую очередь они бизнесмены. Я же - в первую очередь НЕ бизнесмен, я не так много знаю об этой стороне дела. Я просто играю рок-н-ролл и верю, что он живее всех живых».

     - Ну и в завершение нашей беседы - пару слов для твоих российских поклонников.
    «В этом году свершилось очень важное для нас и для наших российских поклонников событие - лейбл Irond выпускает наш альбом ‘The Digital Crucifix’, и если вы нас сейчас поддержите, то очень велик шанс, что мы, наконец-то, сможем выступить в России. Я знаю, что многие этого просили уже несколько лет. Так что поддержите нас и Irond - лейбл, который действительно пытается что-то изменить к лучшему. Я был бы очень рад сыграть для вас с Evil Masquerade, так что - скрещиваю пальцы!».

     - Мы тоже! Хенрик, спасибо тебе за такое долгое и интересное интервью. До новых встреч!